Журналистика и медиарынок

Как я определяла прозрачность власти

Перманентные потуги родить что-нибудь насыщенное, запоминающееся, которые часто разрешались довольно обезличенным материалом, заставили меня проанализировать, почему же усилия неадекватны результату.

Заметили, словосочетание «свобода слова» давно уже вызывает улыбку?

«Гласность» тоже исчезает из обихода. Журналистика все больше растворяется в пиаре. Но вот слова «прозрачность и доступность власти» еще как-то мельтешат, может потому, что сама власть любит их при случае помянуть.

Они как последний бастион гласности. Ну а что на самом деле представляет собой этот бастион в отдельно взятой Сахалинской области?

Приступая к исследованию, я разложила предстоящую работу на составляющие: что помогает, а что мешает сбору информации.

Вспомнила все камни преткновения, встретившиеся на моем пути за год, заметные публикации и эфирные программы наших сахалинских журналистов.

Провела опрос коллег. Тут мне очень помогли члены совета по этике. Степень свободы доступа к информации в разных властных структурах журналисты оценивали по десятибалльной системе, по шести основным параметрам, заложенным в методике.

1. Работа пресс-служб

Ежедневный просмотр сайтов и пресс-релизов. Зачастую темы, заявленные на утренних редакционных планерках, брались именно оттуда. Второй ежедневный источник информации — пресс-конференции, брифинги, круглые столы.

2. Аккредитация

По этому пункту методики у журналистов нет единого мнения. Многие считают, что любая аккредитация ограничивает свободу журналиста, затрудняет сбор информации. Но в разговорах выясняется, что с толковой аккредитацией они и не сталкивались.

На сахалинском медиапространстве мы к ней не приучены. Только когда приезжает какой-нибудь важный визитер из столицы, областная власть срочно рассылает правила (точнее, ограничения) разовой аккредитации.

Чтобы попасть к гостю в пул на родной островной земле, журналист должен соответствовать множеству условий. Конечно, это не может не раздражать.

Но лично я считаю, что аккредитация в какой-либо структуре власти, если сделана по уму, — большое подспорье для журналиста.

Она позволяет получить информацию у любого чиновника в любое время суток (у дежурного перед глазами фамилии аккредитованных), пройти на любое совещание или планерку, взять интервью напрямую, без долгих предварительных переговоров, работать с архивными материалами без всяких письменных просьб редакции и т. д.

Недаром областная дума и управление МЧС, где правила аккредитации безупречны, получили самые высокие баллы по прозрачности и доступности. Надо ли говорить, что во втором случае это особенно важно: в области постоянные катаклизмы, связанные c погодными условиями и стихийными бедствиями.

Замечу попутно, что у этого способа взаимодействия с властью есть свои издержки. При длительной аккредитации журналист может попасть в психологическую зависимость от чиновников, видя трудности в их работе, начинает входить в их положение…

Очень важно редакции менять аккредитованных журналистов, отбирая персоналии вопреки пожеланиям власти.

3. Цензура

Пункт невозможный еще несколько лет назад. Увы, во время выборов (любых) приезжие пиар-технологи позволяют себе в администрации области такой наглый диктат, какого не было даже в советские времена. Они решают, какую информацию открывать журналистам, к какой не допускать.

Еще одно позорище, ставшее традиционным: губернатор в студии отвечает на злободневные вопросы.

Интервьюер — начальник управления информационной политики. Телезрители, естественно, знать не знают, что глава области беседует со своим подчиненным.

А вот недавний случай: при подготовке к пресс-конференции губернатора по итогам года журналистам настоятельно рекомендовали, какие вопросы задавать, а какие не задавать.

Поскольку администрация финансирует несколько СМИ, то и случаи цензуры (предварительной, запрещавшей материал к выходу в свет, и последующей — разнос за публикацию) были не единичны.

Подобная цензура опустила индекс прозрачности нескольких областных управлений и департаментов до минусовой отметки.

4. Доступность должностных лиц

Пришлось в течение года отслеживать теле- и радиоэфир, просматривать газеты, опрашивать коллег. Одной мне с этой задачей было бы не справиться, помогали сами журналисты.

Часто приходили (благо большинство редакций у нас в одном здании) и просили записать факты отказа в информации или волокиты. Вот одна из записей: «Готовый «центровик» стоял в полосе, нужно было только уточнить некоторые цифры, названные начальником департамента в интервью.

Но тот был в отъезде, а никто из подчиненных не взял на себя такую ответственность. Материал слетел». Или: «Трехмесячная попытка взять интервью у председателя суда. Тема обозначена, вопросы сброшены по электронной почте, обещано, что интервью перед публикацией обязательно будет показано … Бесполезно: занят, в командировке, неизвестно, когда освободится».

Кроме опросов и изучения материалов включалась элементарная наблюдательность — посмотреть, кто пришел на пресс-конференцию в то или иное ведомство.

Есть ведомства, где видишь одни и те же лица, представляющие СМИ, которые «воды не замутят».

А в других — представлен, как правило, полный спектр средств массовой информации — вплоть до желтых, бульварных изданий, что ж, значит, ведомство работает со всеми без исключения.

5. Отказ в доступе к информации

К сожалению, в этом пункте фиксировались только прямые отказы (волокита, уклонение от интервью и проч. сюда не входят). Рекордсмен, оставивший всех далеко позади себя, — суд.

Всевозможные запреты и прямые выдворения журналистов из зала суда стали у нас обычным явлением. Выдворяют, ссылаясь на коммерческую тайну (рассматривалось дело о невыплате заработной платы и преднамеренному банкротству), на тайну следствия, на давление на присяжных.

Был даже такой случай: журналистов выдворили, заметив, как они удивленно переглянулись во время заседания. Судья объяснила: любые эмоции могут повлиять на мнение присяжных….

Судьи у нас считают, что редакция должна письменно испрашивать разрешение на работу своего представителя в суде, на ведение им аудиозаписи, считают, что вправе требовать у представителя СМИ удостоверение личности…

Каюсь, и я, зная, что это незаконно, тем не менее все это предоставляла, предъявляла, не желая связываться. И если мне, опытной журналистке из правительственного издания, не написавшей ни одного критического материала об этом ведомстве, получить информацию из суда было непросто, можете себе представить, каково другим, менее опытным и задиристым моим коллегам?

Теперь кажется невероятным, что когда-то, в 1990-х годах, при другом председателе областного суда, журналисты и судьи проводили совместные семинары, круглые столы.

Это общение было очень полезным. Статистика тех лет свидетельствует, что после такой учебы количество исков по защите чести и достоинства к нам, пишущим, резко снижалось…

Сейчас журналисты, как слепые котята, пытаются получить хоть какую-то информацию о значимых судебных процессах, и получают ее только в пресс-релизах… от прокуратуры, пресс-центр которой информирует редакции о решениях судов.

6. Судебные иски как крайний способ разрешения спора со СМИ

Вы спросите: какое отношение имеют иски к теме исследования? Прямое! Каждый журналист, судящийся с ведомством, знает, каково потом ему получать у этого ведомства информацию. Количество судебных исков к СМИ по сравнению с 1990-ми годами резко сократилось.

За год не наскребешь десятка, а раньше столько насчитывалось у одной серьезной ежедневной газеты. Но почему-то это не радует.

Перестала журналистика быть крапивным семенем, трансформируясь в обслугу.

Шесть исков подали властные структуры и отдельные представители власти к областным и федеральным СМИ о защите чести и достоинства, деловой репутации.

Никто из них не воспользовался правом на ответ, прописанным в статье 46 Закона «О СМИ».

А ведь это замечательная статья, которой завидуют журналисты многих стран: она дает возможность и истцам, и ответчикам выглядеть достойно в конфликтной ситуации и сохранить доброжелательные отношения в дальнейшей совместной работе.

Истцы или не знают об этой статье, или не хотят ею пользоваться, алча моральной и материальной компенсации. А редакции им об этом не напоминают.

Хотя в одном случае из шести дело все равно закончилось мировым соглашением, по которому истец отказался от иска в обмен на интервью с ним. А ведь можно было воспользоваться правом быть услышанным до судебной нервотрепки, не выматывая тяжбой редактора и автора.

Где много работы, там больше открытости

Смотрю теперь на результат — на получившуюся шкалу. Вверху расположились открытые структуры.

Наибольшее количество (десять баллов) у Областной думы, достойно выглядят МЧС, управление федеральной миграционной службы (УФМС), прокуратура.

Ближе к нулю, точке замерзания — полузакрытые: УВД, УФСИН, Следственное управление следственного комитета. В самом низу закрытые, те, что в глубоком минусе, — управление ФСБ, департамент по архитектуре, градостроительству и недвижимости города (ДАГУН), управление по налогам и сборам, суды.

Администрация области представляет собой «расчлененку»: одни департаменты и управления расположились вверху, другие попали в закрытые. Можно проследить и закономерность такой чересполосицы.

Открытыми оказались именно те сегменты исполнительной власти, в которых:

1. чиновники действительно много работают, поскольку «кипит» сфера экономики или «социалки», за которую они отвечают;
2. демократичный руководитель;
3. пресс-службу возглавляет бывший журналист.

Как пример — департамент социальной защиты: все три слагаемых налицо. И он действительно прозрачен, информацию можно взять у любого чиновника напрямую, не отказывают даже тем, кто «ляпал» глупости в своих материалах (попробуй-ка разберись сразу во всех льготах, монетизациях, сертификатах и коэффициентах).

И наоборот, застывшие, неработающие сферы экономики зеркально отражаются в своих закрытых чиновничьих структурах — чем хвастаться-то?

Попало в закрытые и управление информационной политики, хотя там работают почти все бывшие журналисты.

Увы, «близость к телу» губернатора чревата, особенно если эта близость регламентирована столичным знатоком новейших пиар-технологий.

Многие структуры в шкалу не попали. Это значит, что в деле сбора информации они никак не «засвечены». Возможно, сами не стараются о себе заявить, и журналисты не проявляют к ним интереса.

Попутные эмоции

Уязвимость методики я вижу сама. Во-первых, опрашивались журналисты только областных и федеральных средств массовой информации. Думаю, картина получилась бы иной при подключении районных СМИ.

Во-вторых, я механически приложила методику ко всем ветвям власти, а это — большая натяжка. У законодательной и исполнительной власти разные функции, а значит, должны быть разными и критерии определения их прозрачности.

Нельзя к депутатам, открытость которых закладывается самим избранием, подходить с такими же мерками, как к назначаемым чиновникам.

Не зря Городское собрание, которое за крайне низкий КПД за год не критиковал в прессе только ленивый, занимает на шкале весьма достойное место. Депутаты рады любому пиару.

В-третьих, «не взвешивались» препоны. Несопоставимы, например, признаки цензуры (с точки зрения вреда и опасности в деле получения информации) с нерегулярностью пресс-релизов или незаконным ограничением сроков аккредитации.

Но введение «весовых коэффициентов» — громоздкая процедура. Она оказалась мне не под силу. Поэтому за все про все я снимала один балл.

Результаты исследования еще не преданы официальной гласности, чиновники о них пока не знают. Я ознакомила с ними лишь медийное сообщество. Они еще обсуждаются — членами совета по этике, членами президиума областной журналистской организации.

Скажу сразу: в определении самых закрытых и самых открытых структур — полное единодушие (видимо, одни настолько доступны, а другие — настолько недоступны, что не о чем спорить), поэтому я их здесь назвала.

А вот о тех, кто «болтается» посередине, — самые противоречивые мнения. И этот факт очень удручает.

Он говорит о том, что для одних, «своих», структура готова расстараться, для других — становится как броня. И журналистам, тем, кто «свои», это даже импонирует, придает вес в собственных глазах.

Они лишены чувства солидарности с коллегами, которые пытаются заглянуть в амбразуру со стороны мишени.

Удручает еще и то, что мы, журналисты, не готовы отстаивать свое право на доступ к информации. Более того, привыкли к разным чиновничьим фильтрам и уже воспринимаем их как норму.

Мне известен только один случай (это было три года назад), когда коллега обратился в суд по поводу нарушения своих прав. Он предъявил иск к Сахалинской областной думе. Правда, дело до судебного разбирательства не дошло, депутаты быстро предоставили нужную информацию.

Сегодня во всех областных изданиях новости одни и те же — в основном обработанные (а зачастую и необработанные) пресс-релизы структур власти.

Содержание обезличено, рейтинги телепрограмм и тиражи периодических изданий падают. Хотелось бы, чтобы это исследование побудило власть изменить условия, мешающие доступу к информации, а журналистов заставило пользоваться своими правами. Пусть это будет одним из кирпичиков в укреплении последнего бастиона.

Автор — председатель совета по этике Сахалинской областной организации СЖ РФ, собкор «Российской газеты» в Сахалинской области.

«Журналистика и медиарынок», № 2, 2009.