< Предыдущая | Следующая > |
---|
Живые и мертвые: неравная «война»
|
Более ста лет назад переселенцы с Украины основали в Омской области село Одесское. Его название связано с именем той земли, откуда они когда-то приехали. Сейчас его основатели давно уже покоятся на сибирской, одесской земле… Мы — одесситы, и до 22 октября прошлого года жили себе, как многие в России живут: с переменным успехом. На одном отрезке времени — хуже, на другом — лучше. Самое главное — то, Что со времен Колчака войны обходили нашу сибирскую Одессу далеко стороной. НЕ РОЗЫГРЫШ…… К сожалению, все оказалось правдой. На кладбище стоял такой плач, как будто здесь происходило массовое захоронение. Вместе со всеми в полной растерянности хожу среди поверженных памятников, вырванных с корнем оградок, рассеченных крестов, изуродованных портретов. При этом изо всех сил стараюсь сдерживать слезы, но они сами текут из глаз, то и дело норовя угодить в объектив фотокамеры. Сотрудники полиции ведут скорбный счет поверженных могил... Только дома начинаю, наконец соображать, что об этом ЧП мне предстоит рассказать читателям газеты. В Интернете открываю свою страничку и пишу сообщение о том, что случилось. Отклики посыпались тут же. К утру насчитываю их более 140 (!). Праведному гневу людей не было предела. Они просили провести независимое журналистское расследование. Дело в том, что в тот же злополучный вечер сотрудники полиции это преступление раскрыли. В нем признались двое местных подростков: 16 и 14 лет. ПЛАЧ — Не верим, что это могли сделать малолетки! — в слезах кричали люди на кладбище. Они как будто предвидели, что вину признают подростки. О проведении журналистского расследования от редакции сообщаем в конце фоторепортажа, а заодно просим откликнуться очевидцев этого ЧП. За два истекших дня моя страничка Интернета словно разбухла от откликов людей и от… их слез. В редакции звонков и визитов гораздо меньше. Просто какое-то тревожное затишье… Так совпало, что погром на Южном кладбище произошел за день до приезда в село Одесское начальника УМВД России по Омской области. На другой день к нему на прием пришли люди, чьи могилы пострадали от вандалов. Генерал пообещал разобраться в этом нашумевшем деле. …25 октября на кладбище иду пешком. От редакции до него почти километр, но дорога показалась на удивление короткой. Вновь хожу между могил, а перед глазами так и стоит эта неравная «война»: между живыми и мертвыми. Многие могилы люди поправили уже на следующий день, а многие так и лежат поверженные — «лицом» вниз, напоминающие собой гробы. Сегодня мне предстоит найти очевидцев произошедшего. Понимаю, что сделать это будет непросто. Иду к людям, которые живут на крайней улице села, метрах в пятидесяти от кладбища. Захотят поговорить или нет? …И В СТРАШНОМ СНЕ НЕ ПРИСНИТСЯ Пожалуй, самым трудным оказался разговор с отцом 14-летнего Дмитрия Ратуша (по этическим причинам имена в тексте изменены. — Авт). Когда Алексей Иванович, к слову, добросовестный работяга и просто хороший человек, понял, что сын отбился от рук, взял отпуск и стал сопровождать его в школу. Димка дружка себе завел на два года старше, Виктора, из опекаемой семьи. Отец в вестибюле сына караулит, а он с Витькой через запасной выход — и был таков. В тот злополучный день они снова из школы сбежали. Алексей Иванович не верит, что его сын с дружком смог на кладбище такое сотворить, да еще за считаные… минуты. Говорит, для того чтобы свернуть в узел железные кресты, недюжинная сила нужна и время. Грохот на кладбище люди услышали в половине четвертого дня, а в начале пятого там уже был народ. От Алексея Ивановича узнаю о том, что подростков в полиции допрашивали без представителей несовершеннолетних. Не было и медицинского освидетельствования, которое могло бы прояснить, были ли в это время пацаны в адекватном состоянии или, может, наглотались какой-то «дряни». ТОЛПА ИЛИ… МИРАЖ? «С уроков в тот день с Димкой сбежали — да, около кладбища были — да, но туда не заходили и ничего там не трогали. А вот толпу молодежи, которая быстро уходила в сторону крайней улицы, мы видели» — такова краткая суть разговора с главным обвиняемым в этом преступлении. Димка к тому времени по этому уголовному делу уже проходил свидетелем. На мой вопрос о том, почему про «толпу» не рассказали в полиции, Виктор криво усмехнулся: дескать, кто бы нам в этом поверил? Сказали, подписывайте протоколы — и свободны. Подписали, даже не читая. Поздно, говорит, было, спать хотелось. …Была ли на самом деле толпа, в быстрым темпе удаляющаяся от кладбища? Этот вопрос повис в воздухе. Впрочем, как и многие другие. В этой криминальной истории, надолго взбудоражившей общественное мнение, осталось много недосказанности. Я думала, что точку в этой публикации мне удастся поставить после решения суда. Он состоялся 31 декабря 2013 года. Вскоре после ЧП на Южном кладбище Виктора все же отправили в детский дом: как говорится, с глаз долой, из сердца вон. Оттуда он попросил суд рассмотреть это дело в его отсутствие и применить к нему акт об амнистии. Так все и произошло. …А что на самом деле произошло на Южном кладбище 22 октября — так и осталось зловещей тайной, покрытой мраком. Уже когда материал был напечатан в газете, позвонила пожилая читательница. С ней мы проговорили около часа. О чем? Все о том же. 68-летняя Клавдия Афанасьевна Шишкина также не верила, что полкладбища в кратчайшее время смогли разгромить двое тщедушных подростков, что это дело надо довести до конца, иначе может последовать новая беда. С одесситкой Клавдией Афанасьевной, как и со всеми, кто эмоционально откликнулся на это чрезвычайное происшествие, я полностью согласна. И видит Бог, изо всех сил старалась донести до читателей всю дикость этого уродливого явления, порожденного невосполнимой утратой духовных ценностей. После написания этого материала осталось чувство горечи и непроходящей вины. Что-то неладное происходит в обществе, с нами со всеми, коль подобные явления стали докатываться до тихих сибирских сел…
"Журналистика и медиарынок", № 01, 2014 |