| < Предыдущая | Следующая > |
|---|
Сосновские посиделки
|
|
|
После короткой передышки поезд, почти опустошив, обезлюдив суматошный, освещенный фонарями и витринами киосков перрон, лениво дернулся, потянулся... Но вскоре, будто взбодрившись ночной прохладой, стал резво набирать ход, поспешно оставляя позади ярко-зеленую вывеску «Бара…инск», у которой давно прошло, наверное, не менее трех полных лун или двух моих командировок в область! — перегорела вторая «б»... Минут пятнадцать мы никак не могли определиться с купе. Проводница — худосочная, очкастая и крашеная дылда — уперла руки в боки, старая жандарма, и гнет свое: Заняли отведенное купе. Распределили полки. Раскатали валики дохлых матрасов, кое-как обернули их, прикрыв замытые серо-буро-малиновые разводы, хрусткими простынями, засунули во влажноватые конверты-наволочки хлипкие подушки… А с постелями, быть может, колготились совершенно напрасно — спать в эту ночь вряд ли доведется. Да и не за этим вырвались мы на свободу... Рассупонились. Переоделись в домашнее — трико, футболки, тапочки... На скорую руку сварганили на «Сельском труженике», как на капоте задрипанного тельпуховского «Запорожца» прошлым летом на рыбалке, простенький стол. Я извлек из видавшего виды «дипломата» буханку хлеба и в разноцветных медалях поллитровку «Старого Каинска». Между прочим, приличное питье! По старинным рецептам сработано. Чистое и свежее, как юрьевская роса или слеза младенца. И вкус... Ммм... Специфический! И запах... Ммм... Чувствуете?.. Да вы нюхайте, нюхайте! Не стесняйтесь! Ммм... С ума сойти! Не чета дагестанской «табуретовке» или китайской рисовой косорыловке. Да, чуть не забыл, питье это можно запросто изготовить на любой кухне и даже в тесном, захламленном гараже. Хотите узнать рецепт? Записывайте! Мне его выдал по секрету дядя Вася, ветеран производства, орденоносец, ведущий технолог-водкодел и по совместительству третий дегустатор, первые два спились, царство им небесное. Итак, рецепт. Смешиваете спирт марки «Экстра», который гонят непременно из пшеницы не мягче твердых сортов (из них, помнится, итальянцы свои спагетти и прочие макароны тянут), с дистиллированной водой в пропорции 40 к 60. Это главное. Ни в коем случае 39 к 61 или 41 к 59. Нарушите пропорцию — получите косорыловку, нашу, конечно, но очень похожую на китайскую. Однако главнее всего — вкусовые добавки: отвар корня эвкалипта (0,21 млг на литр), сок экваториального папоротника (0,13 млг на литр), выжимка из помета киви (0,11 млг на литр). Не перепутайте вес и не заменяйте, пожалуйста, ингредиенты аналогами! Иначе на выходе опять косорыловка. Спросите, где же предки брали эти экзотические присадки? Отвечаю: выменивали у папуасов на деготь и пеньку. Обозами, собачьими упряжками и пароходами возили. И в наши дни продолжают выменивать, только теперь уже на нефть и газ. Поэтому бензин и зажигалки в России намного дороже, чем в Европе, в Бангладеш и даже в той самой Папуасии. Сырья не хватает... Педантичный, временами занудливый, прижимистый Кизюк сегодня расщедрился — вынул из большого, как чемодан, «дипломата» огурцы и пласт копченого сала, хвастая при этом, что он-де сам порося на колхозном рынке прикупил, откормил особым способом, заколол (тот даже визгнуть от радости не успел), разделал и закоптил. Особый способ откорма — его, мол, собственное ноу-хау! Чтоб сало было с мясными прослойками, необходим специальный рацион: сутки кормишь хрюшку картошкой, двое суток держишь на воде, потом сутки даешь комбикорм и снова двое суток — на воде... Дальше, мол, все повторяется до нужной свиноупитанности, если, разумеется, поросенок не отбросит раньше времени копыта... Ха! Во врать-то! Да у Кизюка в доме сроду никакой животины, кроме тараканов, не водилось! И никого опять же, кроме тараканов, он не колол, не резал и не убивал!.. Засуетился Тельпухов, вытащил из-под сиденья кожаный, потертый временем портфель, доставшийся небось в наследство от деда, который еще в гражданскую конфисковал его или выменял на хлеб у заезжего буржуя, выложил на столик вяленых чебаков, помидоры и пирожки: Через сорок-пятьдесят километров приняли по второй. Хорошо... Здесь же, в купе, предварительно приоткрыв окно, под недовольное брюзжание Кизюка закурили с Тельпуховым «Приму». Кайф!.. Кизюк — «интеллигент в первом поколении», как он сам в шутку однажды выразился — жует пирожок и нудит: А колеса, мерно постукивая, неустанно с жадностью пожирают километры. Мелькают за стеклом редкие искры-огоньки вздремнувших полу? Хлобыстнули но третьей... И вдруг, подслеповато прищурившись, пригладив взъерошенную порывом ветра шевелюру и кудель бороды, Тельпухов спросил, как бы между прочим: *** После, перекусив в кафетерии, двинулись на двух «Икарусах» в «Сосновку» — в санаторий, корпуса которого располагались в бору близ Обского моря. А там — красота! Высоченные сосны подпирают летнее раскаленное зноем небо, а в тени их повисла недвижимая прохлада и устоялся терпкий запах хвои. Шустро шмыгали с ветки на ветку, играя в догонялки, юркие белки. И воздух — чистый-чистый... Глотаешь его, и с каждым глотком то хмелеешь, то тут же мгновенно трезвеешь. В траве наперебой трещали кузнечики... Благодать! Эх, завалиться бы в эту мягкую зелень?траву, раскинув руки, да забыться на чуток... Да послать куда подальше все дела, суету эту бесконечную, бестолковую... Пологая бетонная лестница без перил ведет к берегу моря, где тихо шуршит о гальку зеленоватая, в искристых блестках мелкая волна. Бархатный бриз обдувал влажной свежестью. А вдали, где вода и небо почти сливаются, распластались белые паруса яхточек... Красота! И я непроизвольно замурлыкал: «Не ну-у-жен мне бе-е-рег туре-е-е-цкий... Та-та-а-та! Та-та! Та-та-та!..» Эта незатейливая мелодия назойливо преследовала меня до самого гостиничного номера, в который вскоре мы, три Миколы: Кизюк, Тельпухов и я — заселились. Спустя несколько минут в нашу «келью» зашли из соседних номеров коллеги. Поболтали о погоде, о совещании, основательно перекурили и… отправили в ближайшую лавку за провиантом Владимира Маслова с помощником. Егорыч — непревзойденный организатор сабантуйчиков: и деньги соберет на складчину, и закупит все, что и сколько надо, и стол сгоношит, и стаканы наполнит. Отменный виночерпий! Кстати, многолетняя практика доказала, что если за дело берется Маслов, то второй раз в магазин гонца посылать не придется. Пока главный «интендант» со своим «вторым номером», а в этой роли зачастую выступает коченевец Аркадий Огнев или его сосед — неутомимый «десяточник», один из авторов окололитературной «совсибиревской» стряпни — Виктор Карасев, решают хозяйственные задачи, мы заспешили на занятия. Сачковать не с руки. Сам шеф — начальник управления печати Анатолий Владимирович Добровольский — контролирует явку. Сегодня учить нас уму-разуму будут гости из Москвы. Ребята солидные, газетные волки, прошедшие Крым и рым, до озноба умные... Они уже в третий или пятый раз прилетают в Сибирь. Видно, им нравится наш радушный прием... В прошлом году они привезли с собой Наталью Сороку, редакторшу газеты «Вперед» города Троицка Челябинской области. Эта энергичная, маленькая, очаровательная женщина чертовски соответствует своей фамилии: часа два без передыху трещала об альтернативной доставке, о конкуренции и рознице, о приложениях. Тираж ее основной газеты небольшой — всего-то пять тысяч... И чего форс выпячивать?.. «Размыкалась» тут, попрыгунья!.. У нас и поболе есть — взять тот же Карасук или Маслова!.. Да!.. А вот еженедельное коммерческое приложение «Троицкая ярмарка» — 20 тысяч экземпляров! Расходится влет! О как!.. Дела!.. Отсюда и экономическая независимость, и зарплаты... Молодцы! Любопытно, какой сюрприз приготовили москвичи нынче? Их-то мы знаем как облупленных... Секретарь Союза журналистов России Владимир Леонидович Касютин, автор знаменитой в наших кругах, трижды переизданной книги «Живая газета», бывший кубанский районщик, знающий наше ремесло, как программист интегралы и алгоритмы решения задач... Мастер-дизайнер газетных полос, художник-график Владимир Владимирович Скоробогатько — тоже башковитый мужик. Специалист высшей пробы, а потому обстоятельный и язвительный... Они, словно чубайсы-кудрины перед студентами, так и сыплют терминами: «малый медиарынок», «инвестиции», «маркетинг», «концепция», «креатив», «демпинг», «менеджмент» и прочие, которые долго будут эхом биться в закоулках наших голов. Нет, вру, не очень долго. Пока длится наш семинар. Ну, вечером за стаканом «чая» подебатируем, перебивая друг друга. Наоремся до хрипоты, выясняя, чья газета ближе к «мировым» стандартам. А дома вся эта премудрость, как зашифрованные в катренах предсказания Нострадамуса, забудутся напрочь, и снова захлестнут пресные газетные будни: как выколотить долг из районной администрации, как хотя бы на время придушить ненавистного конкурента, чем забить очередной номер, где найти замену ушедшему в отпуск или в загул корреспонденту... А вот и сюрприз! На нынешние сосновские посиделки друзья-москвичи притащили с собой известного фотожурналиста и писателя Юрия Роста. Сухощавый, чуть выше меня ростом, в какой-то непонятного производства куртешке... В синей клетчатой рубашке, заправленной в потертые, незнамо чем подпоясанные, джинсы, в стоптанных башмаках... Этакий мужичок-простачок. Он напомнил мне алтайского проводника, который когда-то напутствовал нас, туристов-чайников, перед восхождением... Вот и сейчас, подожди чуть-чуть, Рост познакомит с правилами безопасного поведения в горах и поведет извилистой тропой, пусть для многих из нас пока по самому легкому маршруту, к желанной вершине, пусть и не очень крутой пока... Его почтенный возраст, а было ему далеко за шестьдесят, выдавали густо поседевшая шевелюра да белые чапаевские усы, с такого же цвета редкой короткой бородкой. Он говорил в отличие от заводного, эмоционального непоседы Касютина несколько меланхолично, негромко, но увлеченно и интересно о том, как нелегко бывает раскрутить на диалог какую-нибудь знаменитость, сколько времени — дней, месяцев или даже лет — порой ухлопаешь, прежде чем поймаешь свой звездный кадр... Мэтр привычно поправил непослушные очки, улыбнулся и... По одежке, говорят, встречают... Весной 2010 года в «Хуторке», придорожном кабаке, что напротив Каргата, отмечали юбилей Сидоренко — 60-летие со дня рождения. Пока собирались гости, Сергеич, как всегда, занимался своим любимым делом — фотографировал. То там, то сям мелькала его седая, коротко стриженная голова, ярко всплескивала фотовспышка. Одет он был по обыкновению чуть небрежно: немного мешковатые синие джинсы, синяя, опять же джинсовая, рубаха с широко распахнутым воротом, в жилетке — важнейшем атрибуте его прикида! Никто и, надо полагать, никогда не видел Сашку без жилетки. А что? Удобно, весьма практично и — что очень важно! — много карманов (у одной не то китайской, не то корейской — аж 16 штук!): в верхнем лежит «сотик», во внутреннем покоится бумажник, в нижнем — сигареты, в другом зажигалка, в третьем — перочинный ножик... Зачем? А бог его знает. Между прочим, он коллекционирует... Вернее, собирает, покупает, где придется, принимает в дар от друзей, потакающих его страсти, ножи. Причем только складные. Их насчитывается уже более полусотни. Гости в сборе, расселись за длинным праздничным столом, а юбиляр куда-то запропастился. Ждем-с!.. И вот он явился нам!.. Сашка, ты ли это? Что с тобой сделали твои домочадцы? Лакированные туфли, черные со стрелками брюки, темный пиджак, белая сорочка и — о боже! — бабочка! Саш, ты же сроду галстуков не носил, а тут такое... Все встали и минут пять аплодировали. А Шурик, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, набычив огромную башку, смущенно улыбался: «Что, думали, у меня спинжака нету, да? А вот вам хренушки...» * * * Вечером в нашем номере собралась всегдашняя, испытанная временем компашка — к трем Миколам добавились Маслов, Дизендорф, Сидоренко, Карасев, Огнев... Быстренько сообразили стол. Хлопнули по стопарю, потом еще... Сидим, значит, курим, разговоры разговариваем... А районщикам, как, впрочем, и всем газетчикам, дай поговорить, поспорить… Сашка Сидоренко, мой давнишний друг, который давно прикончил личного Бахуса, окинул компанию плутоватым хохляцким глазом и, задумав несколько разрядить ситуацию, шепнул мне на ухо: Иваныч бросил на стол свои толстые роговые очки, узрев пустующий стул, вскочил на него и, словно монумент, чуть задрав подбородок, яростно вскинув кулаки к потолку, начал: — Сумасшедшая, бешеная кровавая муть! Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам? Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека... — И тут же, сменив интонацию, перешел почти на вокал: — Выткался на озере алый свет зари. На бору со звонами плачут глухари... Замер на мгновение, окинул чуть погрустневшим и укоряющим взглядом всю нашу компанию и... Он читал с таким упоением и страстью, что даже Витька Карасев перестал терзать вяленого подъязка... Читал то с подвизгиванием на цыганский манер, то с хрипотцой под Высоцкого... То раскатисто громко, то полушепотом.... Выдерживая паузы... Худой, с бледным лицом, с проседью в бороде, с большими залысинами, неказистого росточка — он превратился в исполина, в могучего русского мужика, в ласкового дебошира... Мы замерли, затихли и внимали. Его монолог продолжался минут пятнадцать. Я-то знал, что он помнит наизусть всего Есенина и читать его способен часами. Остановить же Николая Ивановича можно только одним: ...Наутро, подлечившись «Клинским», заныканным Егорычем, мы отправились к москвичам. У входа в зал нервно маячил Добровольский и хмурым, колючим взглядом подсчитывал потери в рядах редакторского корпуса. Явились пред очи шефа пока не все. Ясное дело, приводили себя в порядок. Ох и тяжелая эта штука — похмелье! У всех рожи смурные, мятые, как яблоки моченые... Не очень-то помогло и пивишко, поспешно брошенное на колосники... Лишь у Сидоренко лицо круглое и гладкое, как апельсин, потому что трезвенник, на нас, забулдыг, смотрит свысока и снисходительно… лыбится, лиходей чикнутый!.. Вид у гостей тоже был несколько взболтанный... Мастер-класс или, точнее, семинар-практикум прошел на одном вдохе. Или выдохе? Отличились и мы — а как же, вечером крепко обсудили кое-какие проблемы... С жаром-пылом обменялись опытом. По принципу: у кого что болит, тот про то и говорит. Я — о гласности, Кизюк — о конкуренции, Сидоренко — о плохом качестве фотографий, Дизендорф — о самодурстве местных чиновников... Прощаясь, конечно же, опять отличился, поставил точку — шило у него в заднице, что ли? — неуемный Маслов: Через два-три часа мы были на вокзале. Людно, шумно, вечная толчея у касс и киосков... Купили билеты. Вышли на площадь, на свежий воздух, закурили... (Глава из книги)
"Журналистика и медиарынок", № 10, 2013 |
||||
