Журналистика и медиарынок

Социальная журналистика – золушка медийного сообщества; мы не входим ни в какие престижные пулы и  не ездим на помпезные форумы. Но если пресса и впрямь четвертая власть, то мы – та ее ветвь, которая ближе всего к народу. И порой его единственная надежда.

Воин чести, солдат удачи

Мы, журналисты, работающие в сфере социальной проблематики, тоже наемники – никуда от этого не денешься. Никто лучше нас самих не знает, насколько цинична бывает наша проклятая, безжалостная, обожаемая профессия, пожирающая тебя до самых потрохов.

И в то же время как много доброго она может принести  - правда, не тебе самому, потому что у честных журналистов, как и у честных солдат, монеты в кошельке звенят не часто. Наемник – солдат удачи, но и воин чести тоже.

Я не люблю прочувствованных разговоров о высоком, чуть ли не миссионерском предназначении нашей профессии и предпочитаю считать себя честным наемником, который идет в бой, потому что его ремесло – оберегать и защищать того, кто ему платит. То есть, своего читателя. Или зрителя. Или слушателя – это уже нюансы.

Сегодня, в пору кризиса, мы нужны нашим читателям, как… Как не были нужны уже давно – пожалуй, с рубежа 1980-х и 1990-х годов. Хотя бы для того,  чтобы транслировать его, читателя, сомнения, боль, тревогу и обиду, чтобы подумать вместе и вслух, поспорить друг с другом и с власть имущими, громко заявить о проблеме, а порой протрубить сбор и пустить шапку по кругу, когда кому-то совсем плохо.

За время существования клуба я слушала, как рассказывают о наболевшем в Конаково, Кашине, Зубцове, Вышнем Волочке, Осташкове, Весьегонске и других местах. О самом важном и остром (и самом типичном) писала, а на какие-то ситуации мы, члены клуба, общими усилиями старались еще и повлиять, привлекая внимание общественности и властей, потому что журналисту областного центра легче дотянуться до дверной ручки иного кабинета.

Забытый человек не хочет быть маленьким

Что я сегодня хотела бы вспомнить? Прежде всего, то, что характерно для большинства населенных пунктов, где мы успели побывать:  обида забытого человека, который не желает быть маленьким. Самоуважение – слава Богу! – из нас не вытравить никакими дефолтами и кризисами; наши люди твердо  уверены в своей значимости. 

И, если до поры не высовывают из кармана фигу, предназначенную всем олигархам без счету и сильным мира сего, независимо от имущественного, политического и всех прочих статусов,  то уж точно втихую ее складывают, потому что не желают с унижением мириться.

Ущемленное чувство собственного достоинства причиняет больше страданий, чем отсутствие отопления, газа, рейсового автобуса и почты. Возможно, даже больше, чем замороженная и вывезенная на свалку библиотека, но не настаиваю, потому что – вот любопытная и лишь провинции свойственная деталь! – уничтожение (или просто упразднение, как я в другом месте сталкивалась) библиотеки люди воспринимают не только  как нарушение своих прав и ущерб своим интересам, но и как тяжкое оскорбление.

А вообще, если начистоту, то обижают народ много и жестоко, словно испытывая – глупо, недальновидно, преступно! – его хваленое, но не бесконечное терпение. Осташков, дивные берега Селигера, поселок в 300 дворов близ турбазы, ныне принадлежащей крупному тверскому предпринимателю.

В его собственности как-то быстро оказалось буквально все – от местного дома культуры и здания школы до водонапорной башни и очистных сооружений.  И теперь он даже к Селигеру не подпускает людей, которые на этом Селигере живут из поколения в поколение.

Жители поселка  делегацию прислали. Сказали: имеем право на берег ходить! И пользоваться всеми благами, которые современному человеку необходимы. Письмо принесли – почти сотня подписей. Свою статью я потом так и назвала «Имеем право!» и подробно рассказала обо всех притеснениях, которые вынуждены терпеть жители поселка.

Будем надеяться – пока. О результатах ничего сообщить не могу – рано, однако никаких репрессий на головы сельчан не обрушилось, и это уже момент позитивный.

Пено, места не столь знаменитые, но тоже живописные, с очень хорошей экологией. Некий москвич приобретает дом, а потом прирезает себе 150 квадратных метров чужой – общей! – земли. Никаких объяснений народу – кто они такие, эти аборигены, чтобы на них слова тратить?

Но и этого ему мало – он захватывает прибрежную полосу длиной почти в 50 и шириной в 12 метров, бетонирует ее и даже дно волжское устилает плитами. Хотя зачем ему это надо? И много ли радости загорать на бетоне и плавать над бетонными чурбаками?!

Как народ  возмущался, можете себе представить. Слава Богу, дело дошло до суда. На днях он вынес единственно разумное решение: захваченные земли освободить, плиты снять и вывезти к чертовой бабушке! Теперь будем отслеживать, как столичный гость это решение выполнит.

А то ведь суд – это только начало! Вон, в Максатихе еще несколько лет назад совместными усилиями общественности и прессы добились решения  вывезти и заменить грунт, испоганенный и зараженный многочисленными прорывами коллектора. Выполнять решение должна была ответственная за тот коллектор и также столичная структура (вот еще одна загадка этого нечистого дела – что столичной фирме до максатихинских фекалий?) 

Так что вы думаете? Уж третий год прошел, а грунт и ныне там – пардон, вместе с фекалиями.

А в  Конаково мы столкнулись с еще одной,  до обидного типичной,  ситуацией: у здешнего (причем отличного, в красивейшем месте расположенного)  санатория сменился собственник, судя по всему, решивший корпуса снести и на этом месте построить коттеджи. А персонал санатория – около 70 человек – просто-напросто выжить, чтобы под ногами не болтались.

О каких-либо социальных гарантиях дирекция и слышать не желала, удивляясь наивности работников: какие такие компенсации? Вы что,  не знаете, что сейчас кризис?

В общем, к тому моменту, как представители трудового коллектива пришли на прием, они не только компенсации в связи с сокращением  - даже зарплаты не видели уже несколько месяцев. После публикации в газете и сообщения на сайте агентства «Социум» к этой истории было привлечено внимание, ситуацией в санатории занялась прокуратура.

В результате директор был наказан, и люди получили заработанные деньги.  Но сколько таких директоров вокруг!

Справедливость дороже денег

С чем только к нам не приходили люди! Я перелистываю свои «выездные» блокноты. Женщинам зарплату до законного минимума не подняли. Сказали: «С надбавкой за вредность и за дежурства у вас все равно больше, чем 4 300 получается. Мы так трактуем закон - с вас и так хватит!».

Пришлось областную прокуратуру привлекать и инспекцию труда, чтобы  разъяснили: закон нужно исполнять, а не трактовать.

Слишком высока стоимость экспертиз, которые санэпиднадзор проводит на местных потребительских рынках  - их очень много и делать  их нужно с каждой тары, пусть даже бабка привезла молоко в двух флягах. Вот с каждой фляги отлей и заплати!

В результате, едва ли не треть вырученных денег уходит местной СЭС - вполне законным, но по сути нелепым и грабительским  образом. Эта проблема очень серьезна для региона, где значительная часть населения проживает на крестьянских подворьях.

Но вот еще, и еще, и еще –  не материальное, для кого-то почти смешное, но такое наболевшее!

Знаете, когда я впервые услышала горькую жалобу старой, заслуженной учительницы, с целой папкой аккуратно сложенных почетных грамот, что вот лежала она в больнице  долго, а от администрации, от РОНО местного ее никто не навестил и никак не уважил, то втайне улыбнулась этой наивной полудетской обиде.

Когда подобные жалобы пошли косяком в каждой поездке – от героя труда, чей юбилей забыли, или ветерана войны, которого с праздником не поздравили, от инвалида, который в соревнованиях участвовал, а торопыга-репортер его победный результат приписал другому, и теперь никто – ну совсем никто! – не желает восстановить справедливость, то начинала понимать, насколько это серьезно.

Возможно, именно сейчас, когда в тихой глубинке социальное пространство съежилось и скорежилось лоскутком шагреневой кожи.

А еще мы  обследуем изоляторы временного содержания – всюду, куда приезжаем. Там и по сторонам смотрим, – какие условия, есть ли отопление, вода, вентиляция, дают ли горячую пищу и все такое прочее. Ну и расспрашиваем, конечно, предусмотрительно попросив гражданина начальника выйти из камеры. Выходят сразу, без уговоров – нужно отдать им честь.

Да и условия понемногу налаживаются, хотя такого страшного места, как ИВС в древнем Кашине, я еще никогда не видела – яма, да и только. Похоже, этот каземат с метровыми стенами и крохотным окошком едва ли не ровесник городу.

Потом выяснила: оказалось, УВД давно уже добивается строительства нового. Или хотя бы реконструкции. Пока у них не получается – нет денег. Будем помогать – пошумим, народ взбаламутим, а то им самим нельзя – они в погонах.  Может, вместе и снесем древний каземат?                                              

…Недавно  вели прием в Удомле. Возможно, там построят новую АЭС, у которой, как и у действующей, множество непримиримых,  яростных противников и таких же горячих сторонников. День  был жарким,  и очень не хотелось влезать в этот спор, зная, что по-любому станешь врагом, в общем-то,  очень хорошим людям – их с обеих сторон предостаточно.

Но даже простое изложение чужой позиции они непременно сочтут самым черным предательством интересов области; это уж особенность нашего все еще советского, недоперестроенного менталитета – кто не с нами…

Ну и так далее. Так что охотно осталась бы дома, да нужно ехать.

                    *     *     *

Наемник не выбирает маршрут и не объявляет войну – раз надо,  он собирается и выходит в поход, а там уж как Бог на душу положит.

Лидия Гаджиева, Тверь

"Журналистика и медиарынок", № 2, 2010